Тушил на автомате.
Друг, я скучаю по тебе, конечно, но сгорать не собираюсь. Вообще.
Русалочка
Что тебе рассказать о тех, кто тревожит гладь океана, – и кто скрывается там, на дне?
Всё, чем я владею, нетрудно тебе отдать, – о тебе мои песни при золотой луне,
о тебе мои песни, трепетны и горьки, я пою одному тебе, о тебе одном, –
и с улыбками в волны бросаются моряки, и, спастись не пытаясь, сами идут на дно.
Что тебе рассказать о том, как ложится тень корабля на ребристые спины проворных рыб?
Я ведь знаю цену любви у земных людей – ты бы стал весёлым и ласковым до поры,
называл меня самой близкой и дорогой, приучал к теплу, увлекал, за собой манил, –
а потом оставил, спутал меня с другой, безголосой, но с цветом глаз и волос – моим.
Что тебе рассказать о том, как тонка, нежна белоснежная пена на гребнях больших валов?
Если бы я тебе, любимый, была нужна, - ты меня отыскал бы, пришёл бы ко мне на зов.
Я сидела одна вечерами на берегу, где булыжник до белых мозолей волной истёрт;
я забыла покой своих голубых лагун, я забыла весёлые игры своих сестёр.
Что тебе рассказать о том, каковы шторма? То, что видел ты, – просто лёгкий вечерний бриз.
С той поры, как тебя увидела, я сама – как разбитый корабль, океаном влекомый вниз.
Мне не нужен твой каменный замок, холодный зал, музыканты, и танцы, и взгляды чужих людей;
чтоб увидеть тебя, можно просто закрыть глаза, не встречаясь с тобой, нелюбящим, каждый день.
Что тебе рассказать о том, как мерцает лёд на большой глубине, в нетающих ледниках?
Кто ещё, мой свет, об этом тебе споёт, кто ещё споёт о глазах твоих и руках?
Я останусь там, где тебе не найти причал, я останусь там, где весь год холодна вода,
я останусь, как сёстры, – зла, весела, ничья; я отдам свои песни, но голоса – не отдам.
Золушка
«Фея, добрая фея, я так устала от этих лиц.
Больно, вот здесь, левее; скажите, милая, где же принц?
Каждое слово ранит, и каждый взгляд меня бьёт, как хлыст.
Кто там ещё в программе, какие люди с глазами крыс?
Фея, добрая фея, вы мне теперь как родная мать.
Пусть я люблю и умею и веселиться, и танцевать, -
можно мне по-английски, пока не видят, домой уйти?
Сколько же может длиться этот нелепый корпоратив?
Фея, кто эти люди? Моё веселье их только злит.
Я не прошу, чтоб на блюде они мне чудо преподнесли;
видно, до самой смерти с себя не смыть ни золу, ни гарь.
Кто мне все эти леди, которые чуют во мне врага?
Фея, всё это грустно, всем этим тряпкам пора в костёр,
туфелька от Прокруста пусть будет обувь моих сестёр.
Я же ведь не про это, не про джек-пот или первый приз.
Что там конец сюжета, – мне знать бы в принципе, как там принц».
Голосом, полным ласки, ответит бархатный тёмный сад:
«В сказке есть доля сказки, -
ну потерпи ещё полчаса».
Только бы не сломаться.
Ещё немного.
Всё хорошо.
Медленно бьёт двенадцать
тяжёлый маятник медно-жёлтый.
***
Было простое платье – теперь изящно, как лепесток.
«Что же, теперь пора тебе, ты вела себя на все сто;
пока ещё не искали, беги с территории марш-броском.
Туфельки можно оставить, но я советую босиком;
тыква теперь – карета, и принц давно уже ждёт домой».
В сказке есть доля бреда, –
не дружит сказочник с головой.
2009-01-20 10:14:00 http://kaitana.livejournal.com/256178.html